Т.Г. Румянцева
А.Н. Шуман
КАНТ (Kant) Иммануил (1724-1804)
- немецкий философ и естествоиспытатель, с работ которого начинается немецкая трансцендентально-критическая философия.
Вся жизнь К. была связана с Кенигсбергом, где он родился, закончил университет (1745), стал
доцентом (1755-1770), профессором (1770-1796) и где был похоронен. В его интеллектуальной биографии
традиционно различают два периода. Первый из них - "докритический" - охватывает время с 1746
- даты написания первой работы (трактат "Мысли об истинной оценке живых сил") - до конца 1760-х.
В сочинениях этого периода еще не выработан характерный для последующего времени принцип критики.
В центре философских интересов К. находятся вопросы философии природы и особенно космологии
- происхождение и развитие солнечной системы, история Земли, перспективы ее развития и т.д.
Сочинения этого периода (главным из них является "Всеобщая естественная история и теория неба",
1755) пронизаны гносеологическим оптимизмом, уверенностью в способность постигнуть то, что
обычно представлялось недоступным познанию. Эпиграфом к творчеству этого периода могли бы
стать слова самого же К.: "
Дайте мне материю, и я построю из нее мир..."
#.
Философия второго, так называемого "критического периода", обычно датируется годом написания
К. диссертации на тему: "О форме и принципах чувственно воспринимаемого и умопостигаемого мира"
(1770). Она состоит из трех основных частей: гносеологии, этики и эстетики (объединенной с
учением о целесообразности в природе). Каждой из трех частей соответствует одна из трех фундаментальных
работ К. - "Критика чистого разума", "Критика практического разума", "Критика способности суждения".
Этот период потому и называется критическим, что во всех сочинениях К. исходит из требования
о том, что любое философское исследование должно базироваться на критике или критическом исследовании
познавательных способностей человека и тех границ, до которых простирается само знание. Т.е.,
разработке непосредственно философской проблематики - онтологии, философии морали и т.д. должна
предшествовать гносеология, или критическое исследование познавательных способностей, на которые
опираются любые отрасли знания. Этой проблематике и посвящена центральная работа К. - "Критика
чистого разума" ("Kritik der reinen Vernunft", Riga, 1781), оказавшая системоформирующее воздействие
на развитие последующей трансцендентально-идеалистической традиции в немецкой философии (Фихте,
Шеллинг, К.Л.Рейнгольд и др.), а также на неокантианство, особенно в его марбургской версии
(см. Марбургская школа неокантианства). По структуре "Критика чистого разума" состоит из предисловий
к первому и второму изданиям, введения, "трансцендентального учения о началах" как главной
в содержательном отношении части текста, и "трансцендентального учения о методе" - фрагменте,
указывающем путь к построению всей системы трансцендентального идеализма, своего рода пропедевтикой
к которой и задумывалась "Критика чистого разума". В свою очередь трансцендентальное учение
о началах (или "элементах" в переводе Н.О. Лосского) подразделяется на две части - трансцендентальную
эстетику и трансцендентальную логику, членимую затем на два отдела - трансцендентальную аналитику
и трансцендентальную диалектику. Развивая свою концепцию научного знания, К. не оспаривает
традиционный тезис тогдашнего эмпиризма о том, что всякое знание начинается с опыта и передается
органами чувств; однако он считает необходимым дополнить познание формально-логическим или
априорным моментом, который только и придает ему вид настоящего научного, т.е. всеобщего и
необходимого, знания. Согласно К., воздействуя на нас, вещи не только дают нам многообразие
ощущений - то, что составляет содержание познания, - но одновременно пробуждают нашу внутреннюю
активность, которая и придает знанию организованный, оформленный характер. Эта независимая
от всякого опыта познавательная активность и делает возможным познание опыта, придает ему
всеобщий, необходимый и аподиктически достоверный характер. Важный для К. вопрос о том, как
возможно новое знание, он формулирует следующим образом: как возможны априорные синтетические
суждения, т.е. суждения, которые расширяют наше знание и в то же время обладают искомым статусом
общезначимости. Будучи идеалом всякого знания, такие суждения, по К., не могут быть получены
из опыта, а только - из чистого разума, априори (см. Априори). Целью теоретической философии
и становится получение ответа на вопрос: благодаря чему и в какой мере можно достичь познания
предметов посредством чистого разума? Этот вопрос становится тождественным вопросу об основании
синтеза, ибо при "синтетическом суждении я должен иметь еще нечто другое (X), кроме субъекта,
на что опирается рассудок, чтобы обнаружить предикат, который не заключен в субъекте". "Критика
чистого разума" и построена таким образом, "чтобы распознать возможности чистых синтезов в
соответствии с их источниками". При этом К. последовательно отвечает на вопрос о возможности
априорных синтетических суждений в каждом из трех видов знания - в математике, теоретическом
естествознании и метафизике (философии). Одновременно он исследует общие всем людям познавательные
способности с точки зрения их априорных форм - чувственность (трансцендентальная эстетика),
рассудок (трансцендентальная аналитика) и разум (трансцендентальная диалектика). В трансцендентальной
эстетике К. обнаруживает априорные формы чувственности - чистые созерцания, с помощью которых
разрозненные и не всегда отчетливые восприятия приобретают всеобще объективное значение. Трансцендентальное
истолкование чувственности и ее форм позволяет ему показать, как возможны априорные синтетические
суждения в математике. Именно априорные формы - пространство и время - придают, по К., объективную
значимость идеальным математическим конструкциям. В трансцендентальной аналитике К. исследует
рассудок и его синтез с чувственностью и одновременно отвечает на вопрос об условиях возможности
априорных синтетических суждений в естествознании; демонстрирует, как осуществляется синтез
уже организованной априорными формами (пространством и временем) чувственности с рассудочными
предпосылками, которые сам рассудок обязательно присоединяет к чувственному материалу. Эти
предпосылки К. называл чистыми понятиями рассудка или категориями, которые и представляют собой
формы единства, прибавляемые к многообразию чувственности. К. насчитывает 12 таких категорий
и объединяет их в 4 класса: количества, качества, отношения и модальности. В трансцендентальной
диалектике он исследует такую познавательную способность, как разум и в то же время отвечает
на вопрос о возможности априорных синтетических суждений в метафизике (или решает проблему
о том, как возможна метафизика как наука). В отличие от рассудка и его категорий, применимых
лишь в границах опыта, разум восходит за его пределы и начинает, по К., рассуждать о мире
в целом, о природе как бесконечности, о свободе и Боге, доводя синтез опыта до безусловной,
тотальной законченности. К. вводит здесь понятие "идей разума", которые и соответствуют потребности
последнего восходить к безусловному и которым, как оказывается, нет адекватных предметов -
аналогов опыта, т.к. мыслимое в них безусловное единство никогда не может быть найдено в
границах этого опыта. К. настаивает тем не менее на важной роли этих идей как необходимых
идеалов познания, регулятивов, направляющих познавательную и практическую деятельность человека.
Однако в случае, если разум начинает делать свои идеи предметом непосредственного исследования,
он впадает в противоречия с самим собой, которые выступают у К. как антиномии чистого разума.
Старая метафизика и пыталась подвести идеи разума под реальные опытные предметы, демонстрируя
тем самым свою полную несостоятельность. Вопрос о том, как возможна метафизика как наука, и
становится по сути главным вопросом всей теоретической философии К. Следует отметить, что уже
задолго до "Критики чистого разума", в своих ранних работах он много размышлял над проблемами
метафизики и метафизического метода, о соотношении последнего с методами математики и опытного
знания; о способности мышления (в виде чистого логического понятия и умозаключения) выразить
структуру действительности и т.п., что свидетельствовало о новой ориентации в его философском
развитии. Так в "Грезах духовидца, поясненных грезами метафизика" (1766) К. настойчиво проводил
мысль о необходимости интеллектуальной проверки метафизики и ее основных положений и, более
того,
в резко сатирической форме обыгрывал все ее традиционалистские понятия,
дефиниции и цепи логических умозаключений. Творчество шведского мистика Сведенборга было для
него карикатурой на поиски "метафизики сверхчувственного мира", которой он и вынес свой обвинительный
вердикт,
призывая людей науки полагаться исключительно на опыт#.
В письмах к Мендельсону (8 апреля 1766) и Ламберту (2 сентября 1770) К. много рассуждал о
необходимости нового определения метода метафизики, о необходимости превращения ее в действительную
науку, которой должна предшествовать особая, чисто негативная наука, определяющая значимость
и границы принципов чувственности, дабы предотвратить их воздействие на суждения о предметах
чистого разума. Это и составило предмет глубочайшей и напряженнейшей работы кантовской мысли
в течение более чем десятилетия, когда пропедевтика метафизического мышления была доведена
им до истинной "подробности и очевидности". Исследуя уже в "Критике чистого разума" само понятие
метафизики и те судьбы, которые она испытала при смене времен, К. отмечал ее значительные претензии
на роль "царицы наук" и высшей инстанции для решения проблемы "бытия" и "истины". Однако на
его взгляд, метафизика так и не достигла внутри себя требуемой нормы достоверности, и в этом
смысле, с точки зрения самой ее истории, она невозможна как наука. Лишь в качестве необходимой
"природной склонности", она, согласно К., не дает нам возможности отказаться от своих "проклятых"
вопросов, и потому за ней должен быть сохранен статус науки, но уже не как дисциплины о вещах
сверхчувственного мира, а как науки о границах человеческого разума. Тем самым К. радикально
изменил представление о самом предмете, сути и назначении метафизики: она не должна была больше
оставаться онтологией, т.е. рассуждать о бытии вообще, переходя от него к бытию отдельных конкретных
вещей. В противовес всем предшествующим представлениям он предложил собственное видение философии,
концентрирующееся вокруг теории познания. (Данный проект более тщательного изучения того, что
мы можем знать и как мы можем знать путем изучения способа работы нашего ума, принято называть
"эпистемологическим".) В предисловии ко второму изданию К. четко зафиксировал свою точку зрения,
назвав ее "революцией образа мышления" и, более того, "коперниканским переворотом", утвердившим
в качестве исходного пункта не предмет познания, а специфическую закономерность самого познания,
к которому и должна быть сведена определенная форма предметности. В контексте понимания К.
сути "коперниканского переворота" становится эксплицитно-проясненным и понятие трансцендентального,
которое он использовал в качестве квалификационной метки своей философии и под которым он понимал
каждое познание, которое занимается не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов,
поскольку это познание должно быть возможным априори. Трансцендентальным К. полагал лишь знание,
вообще не имеющее эмпирического происхождения, но в то же время определенным образом относящееся
к предметам опыта. Таким образом из "царицы наук" метафизика, благодаря К., превратилась в
понятие "наиболее базисной дисциплины - дисциплины оснований" (Рорти), став "первичной" уже
не в смысле "наивысочайшей", а в смысле "лежащей в основе". У нее не осталось ни особой области
исследования, ни особого круга содержаний и предметов, которые бы имманентно принадлежали ей
одной. И все же этот новый предмет, который отошел к философии, - предмет, недоступный, по
К., больше ни одной из наук, - был образован в виде оснований познания и, соответственно, направленная
на них дисциплина - теория познания - приобрела еще более незыблемый по сравнению с предшествующей
метафизикой статус всеобъемлющей дисциплины, способной к открытию "формальных" характеристик
любой области человеческой жизни. Более того, именно благодаря ей все другие дисциплины стали
приобретать свою легитимность. Во второй половине 20 в. тот статус философии, который она во
многом приобрела благодаря "Критике чистого разума", подвергся многочисленным атакам (начиная
с Хайдеггера и заканчивая Рорти - одним из проповедников лозунга о "смерти эпистемологии").
В контексте главного вопроса "Критики чистого разума" - о возможности метафизики как науки,
К. в заключительных разделах работы ответил на него резко отрицательно: метафизика невозможна
как наука и не является ею в том виде, в котором она тогда существовала. Критика им рациональной
психологии, рациональной космологии и рациональной теологии, составлявших в совокупности существо
прежней метафизики, показала научную несостоятельность последней в силу невозможности конститутивного
применения трансцендентальных идей. До сегодняшнего дня философами обсуждается вопрос о вкладе
К. в развитие метафизики: высказал ли он свой приговор в ее адрес (навсегда "похоронив ее"),
либо же сделал все, чтобы преобразовать метафизику и сделать ее наконец подлинной наукой, основанной
на познании "чистых принципов" самого разума? Многие современники К. восприняли его теоретическую
философию как практически полное разрушение метафизики, поскольку, во-первых, она оказалась
крайне критической как по форме (построению метафизики предшествовала критика самих ее возможностей),
так и по содержанию. Будучи ядром всего кантовского учения, его критика очень специфически
повлияла на многие кантовские основополагающие тезисы и выводы, придав им чисто отрицательное
звучание. Имеются в виду и непознаваемость вещи в себе, и невозможность применения к ней понятий
чистого рассудка, и невозможность конститутивного использования трансцендентальных идей, и
исключительно негативный смысл, вкладываемый К. в понятие диалектики как только "логики видимости",
и противопоставление "вещи в себе" - явлению, теоретического разума - практическому, невозможность
рациональной психологии, космологии и теологии и т.д. и т.п. В самих своих результатах теоретическая
философия К. оказалась по преимуществу критической. Во-вторых, К. в значительной мере лишил
метафизику многих испокон веков присущих ей тем и вопросов, сузив тем самым ее содержание.
Многие исследователи вполне справедливо поэтому считают, что сама идея критики означала уже
"смерть метафизики". И тем не менее как это ни парадоксально, кантовская критическая философия
открыла возможности для дальнейшего, более плодотворного развития метафизики. Отвергнув ее
старую версию, К. сохранит ее в качестве конечной цели всей философии. Обсуждая вопрос о возможности
метафизики, он по сути развивает саму ее систему, отводя "Критике чистого разума" место пропедевтики
к этой науке. Однако на деле данная пропедевтика оказалась скорее мощным фундаментом, нежели
робким введением, составив достаточно внушительную часть нового здания метафизики. Сам К. полагал,
что его критика представляет "архитектонику", т.е. исходящий из базисных принципов полный план,
с "ручательством за полноту и надежность всех частей этого здания" - систему всех "принципов
чистого разума" (метафизика, по К., и есть также "знание из чистого разума в систематической
связи"). Более того, он полагал, что критика чистого разума включает в себя все, что в конечном
счете составляет содержание метафизики: "она есть полная идея трансцендентальной философии".
Метафизика у К. должна была охватить вполне определенную область познания, границы которой
никогда уже не будут подвержены каким-либо колебаниям. Он совершенно искренне был убежден
в том, что благодаря его реформе метафизика сможет за короткое время "достигнуть такого успеха,
что потомству останется только все согласовывать со своими целями - на дидактический манер,
без малейшего расширения содержания". Источником познания здесь уже будут являться не предметы
внешнего мира, а сам разум с его принципами. В результате после изложения основных законов
последнего будут уже невозможны какие-либо новые открытия и метафизика будет приведена в неизменное
состояние. По словам Фишера "такого безопасного и хорошо определенного положения метафизика
никогда не имела до Канта". Очевидно, конечно, что само понятие метафизики благодаря кантовской
критике предстало совсем не в том виде, в каком оно понималось в эпоху Просвещения. Критическое
обоснование придало ей абсолютно новый характер. Поставив в центр философии теорию познания
и превратив "метафизику" в нечто такое, что возникает именно из эпистемологии (а не наоборот,
как это представлялось до него), К. перенес тем самым центр тяжести из системы в метод. "Эта
критика, - писал он, - есть трактат о методе. А он - система самой науки". Вот почему решающей
по значению, да и наиболее объемной частью всей его философии стало не доктринальное изложение,
а основательное, систематически разработанное в плане архитектоники критическое введение в
нее. В этом смысле между программными замыслами К. и их действительным воплощением в жизнь
заметен значительный и отнюдь не случайный дисбаланс. Его программа была весьма внушительной
и предполагала разработку полного очерка метафизической системы в совокупности пропедевтики,
"метафизики природы" и "метафизики нравственности". В реальности же все оказалось иначе: основную
ее часть составила развитая в трех грандиозных трудах пропедевтика, рядом с которой очень скромно
выглядят те фрагменты, которые должны были выступить основными ее содержательными блоками.
Очень схематичны по форме и уж совсем не обоснованы и декларативны кантовские рассуждения
(в третьей главе трансцендентального учения о методе) под названием "архитектоника чистого
разума". В ней еще и еще раз К. излагает свой проспект метафизики. Последняя в данном случае
рассматривается им в качестве необходимого завершения всей культуры человеческого разума, -
как нечто, лежащее в основе самой возможности некоторых наук (ибо она рассматривает разум со
стороны его элементов и высших максим). Вновь К. акцентировал ее скорее негативный, предупреждающий
заблуждения, характер, ее роль своеобразной цензуры, обеспечивающей общий порядок и согласие
в мире науки. В этом смысле он навсегда лишил метафизику того положения, на которое она так
решительно претендовала во все предшествующие периоды своей истории. Все слова К. о метафизике
как о мировой мудрости, от которой человеческий дух никогда не сможет отказаться, звучат малоубедительно.
Скорее они отдают последнюю дань огромной эпохе в истории духа - эпохе, которая так и не вернулась,
ибо К. нанес ей смертельный удар. Этику К. следует рассматривать и как результат, и одновременно
как исходный пункт его теоретической философии, т.к. именно проблема человека и его свободы
явились побудительным мотивом всего философского творчества мыслителя. Замысел так называемой
метафизики нравственности возник у К. еще в 1760-е. Написав "Критику чистого разума", он вновь
возвращается к этике, которой посвятил "Основы метафизики нравственности" (1785), "Критику
практического разума" (1788), "Метафизику нравов" (1797). В этике, как и в гносеологии, К.
был занят поисками общезначимых, необходимых, вневременных, т.е. независимых от смены общественных
состояний, прогресса и т.д., законов человеческого существования, определяющих те или иные
поступки людей. В роли главного такого закона К. формулирует так называемый категорический
императив или правило, определяющее форму морального поступка: поступай только согласно такой
максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим
законом. Нравственно человек поступает лишь тогда, когда возводит в закон своих поступков
долг перед человеком и человечеством, и в этом смысле ничто другое, по К., быть нравственным
просто не может. При этом К. стремился строго отделить сознание нравственного долга от всех
чувств, эмпирических склонностей к выполнению этого закона: поступок будет нравственным, если
он совершен исключительно из уважения к этому закону. Главным в этике для К. было, т.обр.,
найти всеобщую форму нравственного поведения людей, исключающую саму возможность
безнравственных поступков, зла и несправедливостей. Эстетика изложена в первой части
его "Критики способности суждения". Согласно К.,
прекрасное есть то, что с
необходимостью нравится всем без всякого утилитарного интереса, а только своей чистой формой,
т.е. это "незаинтересованное удовольствие", доставляемое созерцанием формы предмета.
Прекрасное у К. во многом субъективно, и его оценка не может быть доказана, однако эстетическое
суждение высказывается так, как если бы выражаемая в нем оценка имела всеобщее и необходимое
значение. Высшим видом искусства К. объявляет
поэзию, т.к. она возвышается
до изображения идеала. В своей философии истории К. отказывается от теологического понимания
истории и рассуждает в духе традиционных просветительских идей, объясняющих ее исключительно
естественными причинами. Большую роль в историческом процессе он отводит естественным потребностям
людей, а также конфликтам между ними, которые, по К., и являются источником исторического
движения человечества к своей великой цели - всеобщему правовому гражданскому обществу. Важное
место в социально-исторической философии К. занимали также проблемы войны и мира, а также
установления состояния "вечного мира"
#
между государствами. В трактате "К вечному миру" (1795) он подробно анализирует и формулирует
главные средства достижения и сохранения мира. Учение К. представляет собой исходное звено
в преемственном ряду систем философского идеализма, обозначаемых общим термином немецкая
трансцендентально-критическая философия (хотя само оно последовательно идеалистическим не
являлось). Значение творчества К. следует оценивать, имея в виду те достижения, которыми
немецкая философия обогатила развитие человеческой мысли. В то же время следует отметить и
личный вклад К. в это развитие: 1. К. впервые в истории философии обосновал творческий, конструктивный
характер человеческого познания, мышления и деятельности, показав в предисловии ко второму
изданию "Критики чистого разума", что сами предметы в процессе человеческой деятельности вынуждены
сообразовываться с человеческим познанием и его результатами, а не наоборот. К. гносеологически
обосновал человеческую свободу, доказав, что человек в принципе способен производить новое
- и в теоретической и практической деятельности. Т.обр., чисто теоретическая проблема о возможности
нового знания оказалась проникнута у К. глубоко гуманистическим пафосом. 2. Разделяя в целом
многие идеалы просветительского новоевропейского рационализма, К., вместе с тем, впервые четко
обозначил проблему границ и условий человеческого познания, "решительно отвергнув, по словам
Ницше, притязания науки на универсальное значение и универсальные цели". Эта тенденция получит
затем мощный импульс к развитию в различных философских системах 20 в. ("философия жизни",
феноменология, экзистенциализм.) 3. Создав глубоко противоречивое, дуалистическое учение
об источниках познания, К. дал мощный толчок для дальнейшего развития философской мысли, попытавшейся
в принципе по-разному устранить эту половинчатость. Дальнейшее развитие немецкой философии
было связано, главным образом, с попытками создать целостный, полный идеализм совершенно чистой,
в себе и через себя существующей философии. Этот идеализм в специфической форме обогатил человеческую
мысль грандиозными достижениями и оказал колоссальное воздействие на развитие новейшей философии
и всей духовной культуры и истории 20 ст. (См. также Антиномии чистого разума, "Вещь в себе",
Доказательства бытия Бога, Категорический императив, Трансцендентальное единство апперцепции.)
Т.Г. Румянцева
АРИСТОТЕЛЬ (384-322 до н.э.) - древнегреческий философ и ученый-энциклопедист. Обобщил достижения современной ему физики, астрономии, биологии и ряда других дисциплин. Явился основоположником формальной логики, предложив модально-временную логику и систему силлогистики, а также неформальной логики, разработав теорию аргументации. Родился в Стагире, во Фракии. Отец А. - Никомах - был представителем рода Асклепидов, в котором врачебное искусство было наследственным. В 15 лет А. осиротел. В 367 до н.э. А. переехал в Афины и стал учеником Платона. В 343 Филипп Македонский предложил А. быть наставником своего сына Александра. После восшествия Александра на престол (336 до н.э.) А. возвращается в Афины. При материальной поддержке со стороны Филиппа и Александра А. собирал в Македонии натуралистические материалы для "Истории животных". В 335 до н.э. А. основал собственную школу, названную перипатетической, или Ликеем. Из-за обвинения в неуважении к богам был вынужден в 323 покинуть Афины, "чтобы афиняне еще раз не погрешили против философии" (см. Сократ). (Формальным предлогом обвинения послужил один из гимнов, в котором А. восхвалял добродетель как наивысшее божественное состояние. Действительной же причиной явилось происхождение А.: афиняне стремились противостоять македонской гегемонии.) Скончался вследствие болезни желудка, от которой страдал всю жизнь. По свидетельствам, А. любил изысканно одеваться, носил кольца и обувь на высоких каблуках; вел свободный образ жизни и был "привержен к наложницам". Свои рукописи и большую библиотеку он завещал своему преемнику по школе - Теофрасту. Последний, в свою очередь, завещал их некоему Нелею, наследники которого хранили их в погребе около ста тридцати лет; в результате этого рукописи оказались сильно поврежденными. Римский полководец Сулла, захватив Афины, переправил их в Рим. Впоследствии грек по имени Тираннио получил право издать тексты. Дошедшие до нас сочинения А. условно можно разделить на семь частей. Логические трактаты: "Категории", "Об истолковании", "Аналитика первая и вторая", "Топика", "О софистических опровержениях", "Риторика". Физико-астрономические сочинения: "Физика", "О небе", "О возникновении и уничтожении", "Метеорологика". Трактат о "первой философии" "Метафизика". Биологические трактаты: "О душе", "История животных", "О частях животных", "О возникновении животных", "О движении животных". Этические сочинения: "Никомахова этика", "Большая этика", "Эвдемова этика". Социально-политические и исторические сочинения: "Политика", "Афинская полития". Эстетический трактат "Поэтика". По утверждению Гегеля, А. впервые делает философию научной, осуществляя умозрение в форме спекулятивных понятий. Однако части философской науки располагаются им не системно, их связь как бы "заимствуется из опыта". Тем не менее, невзирая на отсутствие единого "движения науки", представленного гегелевским методом, у А. мы находим "целостную спекулятивную философию". Предметом "первой философии" как науки особого рода А. выделял то, что называется "сущим как таковым" - сущее в аспекте его четырех причин: формы, материи, начала движения (движущей причины) и цели. Перечисленные четыре начала определяются, исходя из более общих понятий возможности и действительности, двух основных состояний сущего. Материя и начало движения выражают понятие возможности, а форма и цель - понятие действительности, при этом материя и цель суть абстрактно всеобщее, а форма и начало движения - конкретное. Исходя из нового понимания предмета "первой философии", А. подверг критике платоновскую теорию идей как явно ненаучную. Следуя рассуждениям самого Платона, А. показал, что идеи - либо действительность без возможности, либо возможность без действительности. В первом случае эйдо-сы, будучи чистой действительностью, не являются материальной причиной. Однако, не имея в себе материального начала, они не могут быть и формальной причиной, так как форма не отделима от материи (одна и та же для чувственного и сверхчувственного мира). Таким образом, идеи ничего не дают для познания вещей, не являясь ни их формой, ни их материей. Во втором случае, как чистая возможность, идеи - это не целевая причина, следовательно, и не начало движения, потому что вечные и неизменные идеи не могут служить источником движения в предметном мире. Выходит, что они ничего не дают и для бытия вещей. Не являясь ни одной из четырех причин, эйдосы без надобности раздваивают мир сущего. Благодаря учению о четырех причинах, А. решает теоретические вопросы как "первой философии", так и физики и биологии, поэтому "первая философия", физика и биология у него тесно переплетены. Основное понятие А. - "перводвигатель", Бог или "последняя форма". Следует отметить, что эта "форма без материи" представляет собой не чистую формальную причину, как позднее полагала схоластика, а своеобразное единство формальной, движущей и целевой причин. Сущность "последней формы" - вечная актуальность и чистая деятельность, лишенная пассивного начала материальной причины. В "перводвигателе" действительность совпадает с возможностью, поэтому он неподвижен, однако сам является источником всякого изменения, возникновения и уничтожения. "Последней форме" противостоит чистая материальная причина, возможность как таковая. Это второе основное понятие А. Материя лежит в основе всех противоположностей, главные из которых образуют четыре элемента: огонь (теплое и сухое), воздух (теплое и влажное), вода (холодное и влажное), земля (холодное и сухое). Всякая случайность есть проявление материального начала, то есть переход от одной противоположности к другой (возникновение и уничтожение). Комбинации из четырех элементов, вызванные действием материальной причины, образуют весь предметный мир. Эфир, пятый элемент, в отличие от четырех других, является невозникшим, неуничтожимым и неизменяющимся. В нем нет ничего противоположного, поэтому он лишен материи. Из эфира состоит крайняя сфера неподвижных звезд. Эта сфера совершает бесконечное, непрерывное и равномерное движение по кругу. Ее движение есть одно изменение, без возникновения и уничтожения (двигаясь по кругу, из точки X мы движемся к точке X), вследствие чего крайняя сфера есть чистое начало движения. Помимо этого совершенного вида движения, выделяются еще два не менее основных: прямолинейное к центру, направленное вниз (Земля - центр Вселенной), и прямолинейное к периферии (вверх). Прямолинейное движение есть чистая целевая причина. Движение по прямой осуществляется через стремление элементов к их "естественным местам". Вода и земля стремятся вниз, а огонь и воздух - вверх. Этому движению соответствует возникновение и уничтожение (двигаясь по прямой, из X мы движемся к не-Х). Смешение кругового движения (движущей причины) и прямолинейного (целевой причины) образует остальные виды движения - движения неравномерные, в них целевая причина не совпадает с движущей. Непосредственно в основе каждой вещи чувственного мира находится именно этот смешанный вид движения, детерминирующий конечность всякого предмета. Вещи с более выраженной целевой причиной делятся на те, которые существуют по природе, - это одушевленные тела, и те, которые существуют вопреки природе, - это искусственные предметы. Первые, обладая душой, могут иметь начало движения в самих себе. Вторые создаются из цели (замысла) творца, для них движущая причина - форма как эталон изделия. Одушевленное тело есть сочетание формальной и целевой причин (душа - "форма тела, обладающего в возможности жизнью"). Движущая причина свойственна органическому телу лишь отчасти, одушевленное тело не может совершать произвольные движения постоянно. "Душа есть причина как то, откуда движение, как цель и как сущность (форма) одушевленных тел". Искусственный предмет обладает только формальной причиной. Например, "топор" - это не душа, а форма, потому что в самом топоре нет целевой и движущей причины. Психологические феномены А. рассматривал отдельно логическим и физиологическим способом. Например, "гнев", с логической стороны, есть желание возмездия, а с физиологической - вскипание крови в сердце. А. выделял три типа души. Под действием целевой причины из растительной (питающей) души развивается животная (ощущающая) душа, а из нее - человеческая (разумная). Бессмертна только разумная часть души, т.е. ум. По мысли А., для того, чтобы воспринимать формы окружающих вещей, ум должен быть таким, каково постигаемое мышлением в возможности. Если божественный ум, "перводвигатель" или "демиург" есть непрестанная деятельность по оформлению предметов, то человеческий ум - это, согласно А., "возможность предметов без материи". Ум бога вечно актуален, так как он все производит. Человеческий же ум всегда потенциален, поскольку он лишь становится всем. Сквозной темой "Метафизики" - собрания четырнадцати книг А. разнородного содержания, традиционно располагавшихся после (meta-) его "Физики" (physika) - явилась критика различных взглядов предшествующих философов, главным образом Платона и пифагорейцев, а также выяснение вопроса о том, что следует понимать под первой философией, и какие ее понятия должны быть исходными. По утверждению А., существуют три вида умозрительного знания: физика, математика и первая философия. Физика изучает сущее, которое способно двигаться. Исследует она его посредством определений, не мыслимых отдельно от материи. Например, сущность "вогнутого" может мыслиться отдельно от материи, а сущность "курносого" - нет. Предмет математики - сущее, которое не способно двигаться. Определения математики лишь иногда мыслятся отдельно от материи, но в большинстве случаев, как и в физике, они предполагают некий субстрат. Только первая философия изучает неподвижное и самостоятельно существующее. Она есть также наука о сущности, т.е. о сути бытия вещи. Основное же определение философии таково: "Наука, исследующая сущее как таковое, а также то, что ему присуще само по себе". Однако сущее и единое - одно и то же. Например, "он есть человек" и "он есть один человек" выражают одну и ту же вещь. Отсюда, по А., следует, что философия есть наука о едином: "так что сколько есть видов единого, столько же и видов сущего, и одна и та же по роду наука исследует их суть". Каждый род, будучи воспринимаем одним чувством, изучается одной наукой. В первой философии постигают, вместе с тем, не отдельный какой-либо род, а сущее в целом. Поэтому все частные науки составляют часть первой философии. Далее, поскольку противоположности относятся к одному роду, а значит изучаются одной наукой, философия исследует помимо единого и иное, т.е. лишенность или инаковое. Раскрывая сущность, философ должен сперва "исследовать начала умозаключения". В соответствии с этим, изучению сущего как такового должно предшествовать указание достоверного начала для всего. Таким началом, по А., выступает закон противоречия: "невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время было и не было присуще одному и тому же в одном и том же отношении". Согласно этому закону, если мыслится что-то одно, то ему должно соответствовать только одно определение, выражающее суть бытия. Нельзя быть человеком и не быть им, т.е. быть двуногим живым существом и не являться таковым. Отсюда истинное никогда не может быть ложным; следовательно, нечто одно необходимо или утверждать, или отрицать. Тезисы "все течет" Гераклита, "всякое смешано во всяком" Анаксагора, "пустое и полное одинаково имеются в любой частице" Демокрита и подобные изречения других философов расходятся с этим началом. Заблуждение же этих философов коренится, по мысли А., в том, что они в качестве сущего признавали исключительно чувственно-воспринимаемое. Однако в действительности, сущее - это суть бытия, или определение. Итак, философия должна исследовать то, что составляет сопутствующие свойства сущего как такового и противоположности его как сущего. Диалектика и софистика, также имея дело с сопутствующими свойствами вещей, не изучают при этом сущее как таковое, т.е. определения, выполняющие роль первых посылок аподиктического доказательства. Сущее как таковое имеет первые причины, которые должен постигать философ, раскрывая суть бытия вещей. К первым причинам относятся: форма, материя, начало движения и цель. Например, у дома начало движения - строительное искусство и строитель, цель - сооружение, материя - земля и камни, форма - замысел дома. Форма представляет собой сущность чувственно-воспринимаемых вещей как действительных. Материя - это сущность чувственно-воспринимаемых вещей в возможности. Возникновение происходит из противоположного, поэтому предполагает материю как субстрат различных альтернатив. Состоит материя из элементов - предельных частей, на которые делимы тела по виду. Элементов четыре: огонь, воздух, вода и земля. Светила совершают непрестанное движение потому, что возможность, противоречащая их круговому движению, отсутствует, а значит они лишены материи. Если в сущности, способной к возникновению, содержится начало движения, то такая сущность называется природой. Природа, по А., - это то, из чего и сообразно с чем нечто возникает. Возникновение происходит из состояния лишенности. Поэтому для возникающих сущностей основными считаются три причины или начала: материя, форма и лишенность. Последние два начала образуют "противоположение". Началами для цвета будут соответственно поверхность, белое и черное, для дня и ночи - воздух, свет и тьма. Основное начало для вечных сущностей - деятельность. Этой сущностью является ум или Бог, т.е. такое движущее, которое не нуждается в том, чтобы его самого приводили в движение. Зрительным образом Бога служит небесный купол, обладающий круговым движением. Данное начало самодостаточно, вследствие чего "Бог есть вечное, наилучшее живое существо". В наибольшей степени уму отвечает целевая причина. На этом основании именно движение светил представляет собой цель всякого движения. Платоновскую философию А. критикует за то, что в соответствии с ней эйдосов должно быть больше, чем самих вещей. Например, возможен эйдос не-человека, эйдос чего-либо привходящего, эйдос эйдоса и т.д. Познавать же вещи посредством того, что превосходит их по числу, есть невыполнимая задача. Пифагореизм А. критикует за то, что, по его словам, нет смысла вводить наравне с обычными числами также само-по-себе-одно, саму-по-себе-двойку и т.д. Например, "странно, если сама-по-себе-тройка не есть большее число, чем сама-по-себе-двойка; если же оно большее число, то ясно, что в нем содержится и число, равное двойке, а значит, что последнее неотличимо от самой-по-себе-двойки". В "Метафизике" А. также проясняется значение многих понятий: тождество, качество, соотнесенное, часть, целое и т.д. По используемой лексике и общему содержанию, книги "Метафизики" примыкают ко "Второй аналитике" (входящей в "Органон"). Большинство ее книг - это отдельные части из различных не-сохранившихся логических сочинений, посвященных формам доказательного знания. В связи с этим уместно напомнить, что в "Метафизике" первая философия рассматривается как наука, строящаяся на аподиктических доказательствах, первые посылки которых представляют собой общие для всех наук начала или определения. В европейской традиции общее название собрания книг стало употребляться как синоним слову "философия" - "метафизика" стала обозначать науку об отвлеченных началах. Для этических воззрений А. характерно понимание природы добродетели как середины между двумя крайностями. Например, дружба, будучи добродетелью, находится между себялюбием и самоотречением. Определение понятия добродетели следующее. Добродетель - это "порыв к прекрасному, соединенный с рассуждением". Отсюда к добродетели следует отнести, во-первых, выбор правильных средств, то, что является предметом рассудительности, и, во-вторых, следование добропорядочной цели - правильному предмету желания. А. подверг критике этику Сократа за то, что в ней добродетель понимается исключительно как бесстрастный разум, то есть добродетелью считается лишь выбор правильных средств. Деятельность души сообразно добродетели приносит благо, одновременно удовольствие и счастье. Цель государства видится А. в благой жизни всех ее членов, для этого граждане должны быть добродетельными. Правосудие и дружба - основа нормального государственного устройства. Рабство, по А., является этически оправданным. "Всякое рабство противно природе", но поскольку рабу не свойственна рассудительность (выбор правильных средств), он лишен и добродетели. Раб способен выполнять только физическую работу, тем самым он призван подчиняться, выполняя роль инструмента. Творческое наследие А. оказало значительное влияние на все последующее становление философской мысли Европы. Учение А. до сих пор остается образцом системно выстроенной философии.
Т.Г. Румянцева
# Помните "Дайте мне рычаг и я переверну землю". Вам не кажется, а это есть на самом деле. Мы уже ведем диалог. Когда начнется дискуссия мы Вам сообщим
# Бекон Ф., Декарт Р. и др.
# Помните: "Пусть всегда будет Солнце"